Аня, 20 лет
Аня не занималась самоповреждением напрямую, но много об этом думала. Причину она сама видит во взаимоотношениях с родителями и одноклассниками. Мысли о причинении себе вреда посещают её до сих пор, но уже меньше. Ниже Аня делится тем, что помогает ей сдерживаться.
Я занималась членовредительством и продолжаю заниматься им уже лет десять. Даже сейчас у меня погрызены все пальцы.
Не знаю, как это происходит — это непроизвольно, просто через какое-то время я замечаю, что палец болит. В 13 лет у меня были мысли: «Что обо мне подумают, если я [нанесу себе увечья]?» Но до действий никогда не доходило. Позже, когда мне было 14 лет, был период, когда я думала, что найти оригинальный способ покончить с собой — это тоже прикольно, и что все делают это как-то однообразно.
Наверное, этому могли способствовать отношения в семье:
я росла в условиях сильной гиперопеки.
Родители считали, что мне нужно дарить очень много подарков и уделять внимание, но мое психологическое и физическое состояние практически игнорировалось. Общение со сверстниками было достаточно ограниченным, потому что я не выходила из дома одна до школы. Впервые меня отпустили на улицу без родителей в одиннадцать лет.
Не знаю, как это происходит — это непроизвольно, просто через какое-то время я замечаю, что палец болит. В 13 лет у меня были мысли: «Что обо мне подумают, если я [нанесу себе увечья]?» Но до действий никогда не доходило. Позже, когда мне было 14 лет, был период, когда я думала, что найти оригинальный способ покончить с собой — это тоже прикольно, и что все делают это как-то однообразно.
Наверное, этому могли способствовать отношения в семье:
я росла в условиях сильной гиперопеки.
Родители считали, что мне нужно дарить очень много подарков и уделять внимание, но мое психологическое и физическое состояние практически игнорировалось. Общение со сверстниками было достаточно ограниченным, потому что я не выходила из дома одна до школы. Впервые меня отпустили на улицу без родителей в одиннадцать лет.
Я очень быстро росла, была одной из самых высоких в классе и одной из самых упитанных — добро пожаловать, клички «корова», «танк» и так далее. В четвёртом классе я перешла в контрнаступление, и травля началась из-за того, что все меня стали бояться: одному однокласснику я вывихнула руку, второму воткнула циркуль в плечо.
Это были неконтролируемые приступы агрессии, я сама не помню, как могла такое сделать. В средней школе я мало
с кем общалась. Сильно ушла в книги, ушла от людей.
Потом я перешла в другую школу, и жизнь наладилась.
Еще мне очень помог переосмыслить некоторые вещи мультфильм «Магазинчик самоубийц» Тима Бертона. Действие происходит в абстрактном городе, где резко возросло количество самоубийств, и главные герои, семейная пара, зарабатывают на этом. У них есть сын Алан — яркий веселый лучик света в этом городе, хотя он растет в гнетущей атмосфере магазинчика.
Родители пытались его переубедить, сделать серой массой, но
он все равно остался собой.
Он, по сути, выступал не только против бизнеса родителей, но и против смерти. Именно благодаря ему я поняла, что нужно жить вопреки всему и что быть не такой, как все, не так уж плохо.
Это были неконтролируемые приступы агрессии, я сама не помню, как могла такое сделать. В средней школе я мало
с кем общалась. Сильно ушла в книги, ушла от людей.
Потом я перешла в другую школу, и жизнь наладилась.
Еще мне очень помог переосмыслить некоторые вещи мультфильм «Магазинчик самоубийц» Тима Бертона. Действие происходит в абстрактном городе, где резко возросло количество самоубийств, и главные герои, семейная пара, зарабатывают на этом. У них есть сын Алан — яркий веселый лучик света в этом городе, хотя он растет в гнетущей атмосфере магазинчика.
Родители пытались его переубедить, сделать серой массой, но
он все равно остался собой.
Он, по сути, выступал не только против бизнеса родителей, но и против смерти. Именно благодаря ему я поняла, что нужно жить вопреки всему и что быть не такой, как все, не так уж плохо.
Даже мысли о самоповреждении — это уже не очень хорошо, это может к чему-то привести, но в моём случае... Не знаю, могу ли я сказать, что мне везло, но, наверное, да. Я человек с очень богатым воображением: я могла даже представить, как вскрываю себе вены. Но сама я этого не делала. Возможно, здесь меня спасло то, что я делала это в своей голове. Как будто я поняла, что в реальной жизни мне это не нужно.
В первой школе у меня не очень хорошо складывались отношения с одноклассниками. Может, я как-то не так общалась, на меня все странно смотрели, считали странной. Я была белой вороной. В конце первого класса я сломала шею, и это привело к еще большему буллингу, потому что после травмы мне пришлось заново учиться бегать.
Я хожу в «Тут поймут» уже четыре года. Подруга познакомила меня с ним. Я ходила на консультации семь месяцев
и сегодня решила их завершить, потому что посчитала, что дальше я попробую сама. Мне дали довольно много, научили техникам, как справляться с тревогой, и я попробую что-то с этим сделать.
и сегодня решила их завершить, потому что посчитала, что дальше я попробую сама. Мне дали довольно много, научили техникам, как справляться с тревогой, и я попробую что-то с этим сделать.
На самом деле, это нормально в подростковом возрасте думать о смерти, о похоронах.
В этом возрасте подросток впервые сталкивается с осмысленным понимаем смерти — надо смотреть на причину. У нас много страхов, связанных с этой темой. Многие люди не готовы рассуждать о смерти, отталкивают от себя эти мысли, боятся с
кем-то поговорить. А людям, которые сталкиваются с тяжелыми хроническим заболеваниями, с высоким риском смерти, как раз-таки важно и нужно говорить на эту тему, но многие не готовы. Получается, человек один на один остается со своими страхами, мыслями. Нужно легализовать разговоры об этом. И тогда они лишатся этого флера стигмы.
— психолог Анна Успенская
В этом возрасте подросток впервые сталкивается с осмысленным понимаем смерти — надо смотреть на причину. У нас много страхов, связанных с этой темой. Многие люди не готовы рассуждать о смерти, отталкивают от себя эти мысли, боятся с
кем-то поговорить. А людям, которые сталкиваются с тяжелыми хроническим заболеваниями, с высоким риском смерти, как раз-таки важно и нужно говорить на эту тему, но многие не готовы. Получается, человек один на один остается со своими страхами, мыслями. Нужно легализовать разговоры об этом. И тогда они лишатся этого флера стигмы.
— психолог Анна Успенская