Самоповреждение стало для Риты предметом многолетней зависимости. Началось это после утраты
близкой подруги.
Сейчас девушка жалеет об этом и старается избавиться от этой зависимости. Пролистайте ниже, чтобы узнать, что помогло Рите изменить отношение к селф-харму и найти подходящее лечение.
близкой подруги.
Сейчас девушка жалеет об этом и старается избавиться от этой зависимости. Пролистайте ниже, чтобы узнать, что помогло Рите изменить отношение к селф-харму и найти подходящее лечение.
Рита, 16 лет
У меня была подруга детства на даче, на три года старше меня. У нее была параноидальная шизофрения. Это галлюцинации, весьма странное поведение. Она занималась селф-хармом — наверное, пыталась так справиться с этими проблемами.
И я видела её шрамы, свежие порезы, спрашивала, что это такое. Она немножко объясняла, а потом говорила не делать так, потому что это плохо и реально разрушает. Сейчас я с этим абсолютно согласна. Если бы я тогда послушалась, проблем было бы в половину меньше.
В 11 лет от меня отвернулись все друзья в городе: они резко начали считать меня какой-то странной, мерзкой, толстой. Катя, та самая подруга, была фактически единственной, кто со мной общался. Она стала для меня таким старшим идеалом — базовая детская фигня, что ты находишь себе старшего друга, и он кажется тебе божеством. И тут она совершает суицид.
И я видела её шрамы, свежие порезы, спрашивала, что это такое. Она немножко объясняла, а потом говорила не делать так, потому что это плохо и реально разрушает. Сейчас я с этим абсолютно согласна. Если бы я тогда послушалась, проблем было бы в половину меньше.
В 11 лет от меня отвернулись все друзья в городе: они резко начали считать меня какой-то странной, мерзкой, толстой. Катя, та самая подруга, была фактически единственной, кто со мной общался. Она стала для меня таким старшим идеалом — базовая детская фигня, что ты находишь себе старшего друга, и он кажется тебе божеством. И тут она совершает суицид.
Я не могла с этим справиться нормально. Какое-то время думала отправиться вслед за ней, чтобы быть с ней и дальше, потому что это был единственный мой близкий человек.
Я не смогла приехать на похороны и...
Я решаю, что если ей это помогало, то должно помочь и мне. Какой-то выплеск энергии и негатива немного помогал держаться, эмоции отпускали.
Это переросло в зависимость очень серьезную. Порой мне нужно было порезать себя для того, чтобы на чем-то сконцентрироваться и просто чувствовать себя в норме.
Я не смогла приехать на похороны и...
Я решаю, что если ей это помогало, то должно помочь и мне. Какой-то выплеск энергии и негатива немного помогал держаться, эмоции отпускали.
Это переросло в зависимость очень серьезную. Порой мне нужно было порезать себя для того, чтобы на чем-то сконцентрироваться и просто чувствовать себя в норме.
Часто подростки прибегают к самоповреждающему поведению, когда они остаются в одиночестве со своими проблемами, чувствами, переживаниями. Когда они не могут прийти к взрослому, поделиться этими мыслями и попросить помощи. Им приходится вот таким вот печальным способом справляться с эмоциями.
— психолог Анна Успенская
— психолог Анна Успенская
Не хотелось как-то втягивать близких в свои проблемы.
Отсутствие реакции — лучше, чем агрессия, и лучше, чем попытка решить мои проблемы. Один раз мы с матерью сильно поссорились: она меня насильно раздела до трусов, сфотографировала все повреждения и отправила отцу. Он не особо участвовал в моей жизни, но для меня было важно «сохранить лицо» хотя бы в его глазах.
Я умоляла в слезах ее этого не делать, но она на это забила.
Из-за советских предрассудков о том, что «психиатр тебя поставит на учет — жизнь закончится», мать отвела меня в частную клинику.
Мне поставили ВСД (вегето-сосудистая дистония) и расстройство адаптации. Эти два диагноза значат «Я не знаю, что с тобой». Мне прописывали препараты, которые делали хуже или помогали слабо. После моих слов, что я лучше откажусь от этого психиатра, мать в принципе закрыла тему лечения.
Отсутствие реакции — лучше, чем агрессия, и лучше, чем попытка решить мои проблемы. Один раз мы с матерью сильно поссорились: она меня насильно раздела до трусов, сфотографировала все повреждения и отправила отцу. Он не особо участвовал в моей жизни, но для меня было важно «сохранить лицо» хотя бы в его глазах.
Я умоляла в слезах ее этого не делать, но она на это забила.
Из-за советских предрассудков о том, что «психиатр тебя поставит на учет — жизнь закончится», мать отвела меня в частную клинику.
Мне поставили ВСД (вегето-сосудистая дистония) и расстройство адаптации. Эти два диагноза значат «Я не знаю, что с тобой». Мне прописывали препараты, которые делали хуже или помогали слабо. После моих слов, что я лучше откажусь от этого психиатра, мать в принципе закрыла тему лечения.
Мне напрямую говорили, что это ненормально, и нужно лечиться. Первичной реакцией было отторжение: «Вы все не правы,
а я бедолага, меня надо пожалеть». Но когда
я оставалась наедине и думала об этом, то понимала, что люди правы. Когда я начала своими усилиями пытаться от этого избавиться, то перестала романтизировать.
Года два я пыталась завязать.
Поняла, что это неадекватно, когда меня начали за это так, слегонца буллить в школе. Я это особо не скрывала, ходила
в футболках, и меня высмеивали, задавали вопросы по типу:
«Ну чё, когда ты там уже вскроешься? Что, из-за чего…» Пытались втереться в доверие, потом распространяли информацию.
Я тогда не понимала, почему они спрашивают, думала:
«Вау, ко мне проявляют интерес, со мной хотят общаться».
Но это была, к сожалению, неправда.
а я бедолага, меня надо пожалеть». Но когда
я оставалась наедине и думала об этом, то понимала, что люди правы. Когда я начала своими усилиями пытаться от этого избавиться, то перестала романтизировать.
Года два я пыталась завязать.
Поняла, что это неадекватно, когда меня начали за это так, слегонца буллить в школе. Я это особо не скрывала, ходила
в футболках, и меня высмеивали, задавали вопросы по типу:
«Ну чё, когда ты там уже вскроешься? Что, из-за чего…» Пытались втереться в доверие, потом распространяли информацию.
Я тогда не понимала, почему они спрашивают, думала:
«Вау, ко мне проявляют интерес, со мной хотят общаться».
Но это была, к сожалению, неправда.
Я пошла в театралку. Там мне правда становилось легче: я могла привлекать к себе внимание экологичными способами, выплескивать эмоции.
Там я встретила лучшего друга, с которым мы до сих пор тесно общаемся. Когда в моей жизни появился человек, который
принял это [селфхарм]
во мне без отрицания и агрессии — дал немножко любви, я поняла,
как можно жить без селфхарма. Когда ты занимаешься селфхармом, ты чувствуешь вину за то, что у тебя эмоции. Порезался — и ты уже чувствуешь вину и за эмоции, и за то, что ты порезался тоже.
Огромный невозможный круговорот вины. Но когда ты себя перестаешь винить, становится легче.
Там я встретила лучшего друга, с которым мы до сих пор тесно общаемся. Когда в моей жизни появился человек, который
принял это [селфхарм]
во мне без отрицания и агрессии — дал немножко любви, я поняла,
как можно жить без селфхарма. Когда ты занимаешься селфхармом, ты чувствуешь вину за то, что у тебя эмоции. Порезался — и ты уже чувствуешь вину и за эмоции, и за то, что ты порезался тоже.
Огромный невозможный круговорот вины. Но когда ты себя перестаешь винить, становится легче.
Самоповреждающее поведение в какой-то момент становится зависимым, потому что закрепляется ассоциативная связь: мне плохо, я делаю себе больно, переедаю, допустим, это облегчает на какое-то время мои страдания – все, значит, я снова и снова буду прибегать к этим действиям. Все это закрепляется. Человек может даже осознавать и хорошо понимать, что это ему вредит, понимать последствия долгосрочные, что это все ему только вредит, но в моменте он ничего не может сделать с собой.
Очень важно научиться справляться с таким импульсивным поведением, давать себе возможность в моменте освободиться, сказать «стоп», как-то отрегулироваться, вернуться в контакт с настоящим и задать себе тогда вопрос «Так, что сейчас происходит, что мне сейчас сделать, что мне сейчас поможет вероятнее всего лучше, чем увечье?».
И дальше человек в более сознательном состоянии помогает себе. Это работа, в первую очередь, с импульсивностью.
— психолог Анна Успенская
Очень важно научиться справляться с таким импульсивным поведением, давать себе возможность в моменте освободиться, сказать «стоп», как-то отрегулироваться, вернуться в контакт с настоящим и задать себе тогда вопрос «Так, что сейчас происходит, что мне сейчас сделать, что мне сейчас поможет вероятнее всего лучше, чем увечье?».
И дальше человек в более сознательном состоянии помогает себе. Это работа, в первую очередь, с импульсивностью.
— психолог Анна Успенская
Однако потом опять стало плохо. Я сама пошла к психологу, который определил клиническую депрессию и дал контакт психиатра. Мне выписали странные дорогие таблетки, которые в принципе помогли, но яркого улучшения не было.
В то время я сдружилась с человеком, который на меня очень пагубно повлиял. Он тоже занимается селфхармом и максимально романтизирует свою жизнь, неприятный тип. Но когда он ушел из моей жизни, я на какое-то время сильно поругалась с моим лучшим другом. Из-за чувства одиночества у меня начались затяжные периоды селфхарма — каждый день, иногда по несколько раз.
Я недолго продолжала лечение — забросила. Стало лучше. Пошла в спортзал.
У меня был период [чистоты] — 9,5 месяцев, абсолютнейший рекорд для меня. Сейчас я стараюсь от этого избавиться. У меня бывали порывы, но рвения не возникало, я стабильно себя чувствую. Раньше селфхарм был единственным решением моих проблем. Сейчас я могу посмотреть что-то, отвлечься, в некоторых случаях поговорить с кем-то — выплеснуть эмоции экологично.
В то время я сдружилась с человеком, который на меня очень пагубно повлиял. Он тоже занимается селфхармом и максимально романтизирует свою жизнь, неприятный тип. Но когда он ушел из моей жизни, я на какое-то время сильно поругалась с моим лучшим другом. Из-за чувства одиночества у меня начались затяжные периоды селфхарма — каждый день, иногда по несколько раз.
Я недолго продолжала лечение — забросила. Стало лучше. Пошла в спортзал.
У меня был период [чистоты] — 9,5 месяцев, абсолютнейший рекорд для меня. Сейчас я стараюсь от этого избавиться. У меня бывали порывы, но рвения не возникало, я стабильно себя чувствую. Раньше селфхарм был единственным решением моих проблем. Сейчас я могу посмотреть что-то, отвлечься, в некоторых случаях поговорить с кем-то — выплеснуть эмоции экологично.
В «Тут поймут» я хожу, наверное, года
два с половиной.
Здесь очень легко отвлечься от скуки: постоянно какие-то мероприятия, есть, с кем поболтать. Очень много активностей, крутых мероприятий, в том числе по психологии. Я очень долго ходила на «Луч» — это группа самопомощи, где вы садитесь в кружок и рассказываете очень долго о своих проблемах. Становится приятненько.
Есть психологи, на самом деле приятные люди, с которыми хорошо можно работать. Там всегда правда поймут.
Это свободное пространство. Я там друзей завела. Сейчас у меня очень много дел по учебе, появилось хобби, и я этим предпочитаю заниматься, но, в целом, я никогда не против съездить в ТП [«Тут поймут»], если есть время.
два с половиной.
Здесь очень легко отвлечься от скуки: постоянно какие-то мероприятия, есть, с кем поболтать. Очень много активностей, крутых мероприятий, в том числе по психологии. Я очень долго ходила на «Луч» — это группа самопомощи, где вы садитесь в кружок и рассказываете очень долго о своих проблемах. Становится приятненько.
Есть психологи, на самом деле приятные люди, с которыми хорошо можно работать. Там всегда правда поймут.
Это свободное пространство. Я там друзей завела. Сейчас у меня очень много дел по учебе, появилось хобби, и я этим предпочитаю заниматься, но, в целом, я никогда не против съездить в ТП [«Тут поймут»], если есть время.
После этой паузы был рецидив. После такого перерыва я понимаю, что это не работает так, как раньше. Это уже не чувство эйфории и расслабления, просто ничего.
Срыв — это часть избавления от зависимости, потому что зависимость эта многолетняя и очень тяжкая.
Срыв — это часть избавления от зависимости, потому что зависимость эта многолетняя и очень тяжкая.
